Трудное время - Страница 44

- Все это так. Положим. Но ведь согласитесь, что нельзя же на все это смотреть хладнокровно, нельзя не скорбеть, что все это так.

- Да что толку в этой скорби? Я знаю многих, которые скорбят о том, что вот, дескать, народ, такой великий, доблестный народ, что столько сил, надежд и прочего, и все это, можно сказать, ни за нюх табаку пропадает. Отлично. Это все равно, что я вот пойду в лес, стану перед дубом и буду рассуждать: "Ах, боже мой! Такой прекрасный дуб и весь загажен птицами, и черви-то его, беднягу, точат, и свиньи тут же кстати пользуются провиантом; а кабы этот самый дуб да в хорошие руки, чтобы тут можно добра наделать? Одних полозьев сколько бы тут вышло, не говоря уж об ушатах, бочках, ведрах и прочей разной домашней утвари. Да и паркет, пожалуй, вышел бы отличный". А? Как вы находите, прискорбно это или нет?

- Ну, да. Я понимаю. Это значит, что здесь нечего делать.

- Нет, это значит только, что есть такая точка зрения, с которой самое любопытное дело кажется таким простым и ясным, что на него скучно смотреть. Вы желали знать мой взгляд на вещи, так вот он самый к Вашим услугам. Но обыкновенно люди этого не любят и, как нарочно, выбирают такие дела, в которых черт ногу переломит, потому что, хотя толку от этого бывает мало, зато на каждом шагу можно удивляться, радоваться и ужасаться. Ну, время-то и проходит, и кажется, что как будто в самом деле живешь.

Марья Николавна задумалась.

- Да, это правда, - наконец сказала она, - лучше жить хоть как-нибудь, хоть глупо, да жить, чем так...

- Однако вот эта жизнь уж перестала вам нравиться. А почему? Вы поняли ее нелепость и уж не можете жить этою жизнью. Стало быть, чем больше вы будете узнавать жизнь вообще, тем больше и больше будете лишаться возможности жить, как люди живут.

- Но что же тогда? - почти с ужасом спросила Марья Николавна, - что же остается делать человеку, который потерял возможность жить так, как все живут?

- Остается... - Рязанов посмотрел кругом, - Остается выдумать, создать новую жизнь, а дотех пор...

Он махнул рукой.

- Нет, погодите! Скажите мне: есть же у вас какая-нибудь жизнь, которой вы живете?

- Конечно, есть.

- Ну, вот мне бы хотелось только узнать ее, какая она.

- Напрасно. Не стоит.

- Но почему же?

- А потому, что это и не жизнь, а так, черт знает что, дребедень такая же, как и все прочие.

Она остановилась.

- Нет, не может быть.

Рязанов пожал плечами.

- Я вам не верю. Вы не хотите только мне сказать.

- Поймите же, что нечего сказать.

- Неужели я этого не стою? Послушайте, - вдруг заговорила она и протянула ему руку.

- Хотите вы быть моим другом? А? Хотите?

Он молча, не глядя ей в лицо, пожал ее руку, потом осторожно освободил свою и положил ее на стол.

Марья Николавна, покачнувшись к нему, ждала, что он скажет.

- Да, - наконец выговорил он, - это, конечно, очень приятно, только...

- Что?

- Только я, право, не понимаю, какая же между нами может быть дружба, кончил он вполголоса, как будто сам с собой рассуждал. - Ничего из этого не выйдет.

- А если вы не понимаете, - скороговоркой прибавила она, - так я вам скажу, что я уезжаю отсюда.

- То есть как? Совсем?

- Да, совсем. Между мной и моим мужем все кончено. Я свободна.

- Вот как, - глядя в пол, тихо произнес Рязанов.

- Теперь я бы желала только одного, - все больше и больше воодушевляясь, говорила Марья Николавна, - я бы желала устроить так мою жизнь, чтобы я могла все силы, все способности мои употребить на то, чтобы хоть в чем-нибудь Вам быть полезной. Я много не желаю, мне хотелось бы только хоть чуть-чуть помогать вам в Ваших занятиях. Что вы мне скажете, то я и буду делать. Сначала, конечно, мне будет нужна ваша помощь, потому что я ведь ничего не умею; а потом я привыкну понемногу. Таким образом мы и будем помогать друг другу...

- В чем?

- Как в чем?!.

- Подумали ли вы, в чем же это мы с вами будем помогать друг другу? И какое это такое занятие вы нашли, я не понимаю хорошенько. Учиться, что ли, мы будем друг у друга, или так просто жить?.. Да нет; постойте! Прежде всего вот что: Вы-то, собственно, зачем Вы едете?

- Вы все-таки не знаете?

- Все-таки не знаю.

- Хорошо. Я вам скажу. Я еду для того, чтобы начать новую, совсем новую жизнь - мне эта опротивела; эти люди мне гадки, да и вся эта деревенская жизнь. Я могла жить здесь до тех пор, пока я еще ждала чего-то, одним словом, пока я верила: теперь я вижу, что больше ждать мне нечего, что здесь можно только наживать деньги, да и то чужими руками. К помещикам и ко всем этим хозяевам я чувствую ненависть, я их презираю; мужиков мне, конечно, жаль, но что же я могу сделать? Помочь им я не в силах, а смотреть на них и надрываться я тоже не могу. Это невыносимо. Ну, скажите же теперь, ведь это правда? Ведь незачем мне больше здесь оставаться? Да?

- Да, разумеется; если уж это Вам так противно.

- Вы это так говорите... Мне кажется, Вы не желаете, чтобы я ехала?

- Напрасно вам это кажется. Напротив, я желаю, чтобы Вы делали именно то, что Вам хочется; но, кроме того, я еще желаю получить ответ на вопрос, который я вам сделал: зачем Вам хочется туда?

Он показал в окно.

- Что вас влечет dahin, dahin? Уж не думаете ли вы серьезно, что там растут лимоны? 2

- А знаете ли, в самом деле, как я представляю себе, что такое там? Я всегда воображала, что там где-то живут такие отличные люди, такие умные и добрые, которые все знают, все расскажут, научат, как и что надо делать, помогут, приютят всякого, кто к ним придет... Одним словом, хорошие, хорошие люди...

- Да, - В раздумье говорил Рязанов, - хорошие, хорошие люди... Да, были люди. Это правда.