- Вот как. Прощайте!
- До приятного свидания-с.
Марья Николавна пошла дальше. На селе было совсем пусто; старухи, сидевшие у ворот, вставали и низко кланялись ей издали.
Под одним амбаром лежала куча ребятишек, тут же прыгала привязанная за ногу галка. Марья Николавна заглянула под амбар и спросила:
- Что вы тут делаете?
Ребятишки притаились. Она нагнулась еще ниже, поглядела на них - они стали прятаться друг за друга.
- Приходите ко мне ужо, я вам гостинцев дам, - ласковым голосом сказала она им.
Молчат.
- Придете, что ли? Зачем вы галку-то мучите? - спросила она, не дождавшись ответа.
Из-под амбара кто-то дернул за веревку, галка закричала и, ковыляя на одной ноге, скрылась под амбаром.
Марья Николавна постояла еще немного, вздохнула и пошла. Она остановилась у священнического дома и хотела отворить калитку; на дворе залаяла собака, но калитка была заперта изнутри и не отворялась.
- Кто там? - недовольным голосом спросил батюшка со двора.
- Это я, Марья Николавна.
- Ах, извините, сударыня! Пожалуйте!
Батюшка был в одном полукафтанье, с засученными рукавами; он заторопился и, продолжая извиняться, ввел Марью Николавну в горницу.
- Я к вам только на минуту, - говорила она входя. - Здравствуйте, матушка!
Матушка поклонилась и вдруг бросилась сметать со стола.
- Я вам, кажется, помешала.
- Нет, ничего-с. Помилуйте! За честь почту, что удостоили. А я, признаться, тут по хозяйству, было... Коровке вот бог дал, - отелилась; ну, я, знаете, сам... Все тут: и хозяин и бабушка. Ха, ха, ха! Что делать?
Марья Николавна улыбнулась.
- При народе-то, знаете, немножко неловко, - вполголоса прибавил батюшка. - Так как, можно сказать, служитель алтаря, ну, оно, знаете, странно несколько. Соблазн для простых людей.
- А я было к вам за делом, батюшка, - начала Марья Николавна.
- Самоварчик не прикажете ли? - спросила матушка.
- Нет, нет; благодарю вас. А я вот что, батюшка...
- Что вам угодно, сударыня? Вы извините меня, ради бога, что я так. Сейчас рясу надену.
- Зачем же это? Не беспокойтесь.
- Нельзя же-с. Все, знаете, приличие требует.
Батюшка сходил за занавеску, надел рясу, пригладил волосы, кашлянул, наконец вышел и сказал:
- Еще здравствуйте!
- Я, батюшка, к вам поговорить пришла, - торопливо начала Марья Николавна. - У нас тут в селе школа есть.
- Да-с.
- Там ведь крестьянские дети учатся. Так я вот что придумала: мне бы самой хотелось их учить.
- То есть как-с?
Батюшка откинулся назад и прищурился.
- Да так просто учить читать, писать; ну, вообще, что сама знаю: географию там, арифметику?..
- М-да-с, - размышляя, говорил батюшка. - Что же-с? Это как вам угодно. Конечно...
- Вот видите ли, мне хочется занятие найти; а то ведь я что же? Я ничего не делаю. Так все равно время... А тут по крайней мере польза.
- Без сомнения, - говорил батюшка, глядя в пол.
- Ну, и девочек я могла бы рукодельям учить... Все-таки хоть что-нибудь.
- Конечно, конечно-с. Только вот изволите видеть... Теперь у нас этим самым делом писарь заведует. Человек он небогатый; ну, а крестьяне тоже много дать не могут: мучки там или крупиц, кто что.
- Ах, да ведь я, разумеется, даром буду учить, - перебила его Марья Николавна.
- Нет-с, я насчет писаря-то, что ему-то оно, знаете, помощь, как бедному человеку; ну, а ежели они у вас будут учиться...
Марья Николавна задумалась было, но сейчас же спохватилась и сказала:
- Да. Но это ничего. Ему можно заплатить. Это ничего.
- Дело ваше, - сказал батюшка и развел руками.
Посидев еще немного, Марья Николавна встала и ушла.
- Ишь ее разбирает, - говорил батюшка, снимая рясу.
- Ты про кого? - не расслушав, спросила матушка.
- Да все про нее же.
- Что про нее?
- Зуда, говорю.
- О!
- А это все тот жеребец настроивает, он; непременно.
- Уж это как бог свят.
Вернувшись от батюшки, Марья Николавна зашла опять во флигель и остановилась в дверях; стряпуха, засучив платье, ходила на четвереньках по комнате и мыла пол. Марья Николавна постояла немного, осмотрела стены, велела открыть окно и вошла в контору.
- Газеты привезли? - спросила она, входя в контору.
- Чего-с? - крикнул Иван Степаныч, высунувшись в одном жилете из своей каморки, и опять спрятался.
- Привез вчера Александр Васильич из города газеты?
- Привезли-с, - Входя в комнату уже в сюртуке, отвечал Иван Степаныч. Коканцев разбили 3, этих самых англичан у них отняли, - объяснял он, счищая пух с сюртука.
- Каких англичан?
- Или итальянцев, что ли. Пес их знает. Вообще европейского звания. Военнопленных. Ну, а между прочим, феферу им задали порядочного.
- Вот что, - рассеянно заметила Марья Николавна.
- Да-с, - прибавил Иван Степаныч. - Теперь все спокойно.
- Что, Яков Васильич дома? - спросила Марья Николавна.
- Дома, - ответил из-за перегородки Рязанов.
- Можно к вам войти?
- Войдите!
- Я еще у вас тут ни разу не была, - говорила она, входя в комнату.
Она села и посмотрела вокруг.
- Здесь ничего.
- Да, ничего, только блох много.
- А я у себя школу хочу завести.
- Вот как! Что ж, это хорошо.
- Небольшую, знаете, пока.
- Небольшую?
- Пока.
- Да. Пока, а потом и больше?
- Потом, может быть, и больше.
- Да, да, да.
Рязанов встал и тихо прошелся по комнате; Марья Николавна следила за ним глазами.
- Школу, - сказал он про себя и, остановившись пред Марьей Николавной, спросил:
- Для чего же, собственно, Вы желаете ее устроить?
- Как для чего?
- С какой целью то есть?
- Странный вопрос! Обыкновенно для чего: это полезно.
- Действительно.