Трудное время - Страница 11

К оглавлению

- Нет, из Питера.

- А. Столичные жители. Погостить вздумали в наши места?

- Погостить.

- Мгм. Прекрасное дело. Имя ваше?

- Иаков.

- Да, да. Иаков, брат господень. По отчеству?

- Васильич.

- Яков Васильич. Да. Ну, так как же, Яков Васильич, в Питере-то дом свой имеете?

- Нет, не имею.

- Мгм. Квартирку нанимаете?

- Нанимаю.

- Служите небось?

- Нет, не служу.

- Да. Не похотели?

- Не похотел.

- Что ж, конечно, не всякому. Капитал у себя имеете?

- Нет, не имею.

- Звания дворянского?

- Духовного.

- Ну?!

Батюшка обернулся.

- Так вот-с. Очень рад. Будьте знакомы.

Въехали на плотину. Около мельницы стояли лошади и мужики, обсыпанные мукою; вода глухо шумела в колесах, в пруду копошились утки; дроги попрыгивали по кочкам. Становилось темно; Рязанов сидел рядом с батюшкою; волосы от батюшкиной бороды развевало ветром, и во время разговора они беспрестанно попадали Рязанову в рот. Батюшка спрашивал между тем:

- По первому разряду кончили курс? В попы-то что ж не посвятились? Неужто невесты не нашли 1? А! Да; не похотели.

Дроги въехали на барский двор; у крыльца толпились мужики, перед ними стоял Щетинин с тетрадкою в руке и говорил, поднося одному из них к носу карандаш.

- Если я вам еще вот хоть эдакий прутик продам, так я себе позволю в глаза наплевать.

- Что ж, Ликсан Васильич! - заговорили мужики.

- Нет, голубчики; будет с меня, поучили уж довольно. А, здравствуйте, батюшка!

- Мое вам почтение, - говорил батюшка, входя на крыльцо и подбирая рясу. - Во имя отца и сына и святого... Что это, никак опять они вас тово... Обманули?

- Что уж тут!..

Щетинин махнул рукой.

- Скажите, пожалуйста! Да это крюковские. Вы крюковские, что ли?

- Они самые, - нехотя отвечали мужики.

- Ну, так. Знаю я их до тонкости. Как же. То есть такие, я вам скажу, в высшей степени

плуты.

Мужики равнодушно смотрели на батюшку, один кашлянул в шапку.

- Ты что там кашляешь? - Вдруг спросил батюшка. - Ты, любезный, от меня не скроешься. Вот извольте, - продолжал он, обращаясь к Щетинину, - с этим самым мужичком... Как тебя звать, Семеном, что ли?

- Семеном.

- Да, вот с Семеном-то с этим задумал я прошлый год пчел держать пополам. Соблазнил меня, мошенник. - согласился. "Согласен", говорю. А ты поди сюда! Куда ты прячешься? Ну, хорошо. Я еще говорю: "Смотри, говорю, Семен..." - "Будьте покойны!" прекрасно. Я, признаться, и понадеялся на него. Представьте, надул ведь! То есть так аккуратно надул, как лучше требовать нельзя. Вот этот самый мужичонка. Лицемер такой... Я господину посреднику на него жалобу принести хочу.

- Позвольте, батюшка, - начал было мужик.

- Не лги! Я знаю, что ты лжец. Да чево тут? В глазах обманул, в глазах. Ты, любезный, меня этим обидел до крайности: духовного отца своего обманул. А? Извольте радоваться.

- Идите чай пить, - выходя на крыльцо, сказала Марья Николавна.

Все собрались в столовой вокруг самовара: Марья Николавна намазывала масло на хлеб, Щетинин сел было за стол, но потом опять встал, взял записную книжку и начал что-то записывать; Рязанов барабанил пальцами по столу, батюшка молча рассматривал подсвечник.

- Дорого дали? - наконец спросил он Марью Николавну.

- Не знаю. Это вот он.

- Что такое? - глядя в книжку, спросил Щетинин.

- Подсвечники батюшка спрашивает.

- Дорого ли? - прибавил батюшка.

- Рублей пять, кажется, - скороговоркою ответил Щетинин.

- Искусно, - заметил батюшка, ставя подсвечник.

- Два рубли восемь гривен, да рубль семьдесят две, да полтина... бормотал про себя Щетинин.

- Какие ныне села богатые, - немного помолчав, сказал батюшка, но, не встретив ни в ком сочувствия, обратился к Рязанову:

- А у вас, Яков Васильич, там сено-то небось... Тоже, чай, покупаете когда?

- На что мне его?

- Стало быть, лошадок не держите?

- Нет, не держу.

- Да, да. Ну, муку-то всё покупаете. Почем мука-то у вас?

- А бог ее знает, почем она там, мука. Я в это не вхожу.

Марья Николавна улыбнулась.

- Что вы с ним, батюшка, об этих вещах разговариваете, - спрятав книжку в карман, заговорил Щетинин. - Ведь он... Вы думаете, он это знает что-нибудь. Он надо всем этим смеется.

Батюшка бросил на Рязанова беспокойный взгляд.

- Да я что ж... Ведь я не что-нибудь такое спросил... Обыкновенно... Что ж смеяться?.. Пожалуй, смейся.

- Вы его не знаете.

- Да нет, позвольте! Я ничего худого не говорил. Ведь если бы я спросил что-нибудь такое непристойное; а то ведь вот я при вашей супруге... Марья Николавна слышали; кажется, я довольно скромно спросил: почем, говорю, у вас в Санктпетербурге мука?

- Зачем ты нас с батюшкой хочешь поссорить? - сказал Рязанов. - Мы только что познакомились, а ты уж сейчас и вооружаешь его против меня. Это нехорошо.

Марья Николавна поспешила замять это объяснение и торопливо начала:

- Батюшка, ко мне тут сегодня одна баба приходила.

- Да-с.

- Она жалуется, что муж ее не любит.

- Сс.

Батюшка принял озабоченный вид.

- Да; это несчастная женщина, - сказал Щетинин.

- Скажите!

- Я с вами об этом давно хотел поговорить. Она все ко мне ходит, да посудите сами, что же я-то тут могу сделать?

- Ну, конечно. А уж лучше же ей прямо, коли так, к господину посреднику обратиться.

- Вот и я тоже полагаю, - заметил Рязанов, - к посреднику. Это его прямая обязанность.

- Натурально, - подтвердил батюшка.

- Нет; вот видите ли, батюшка, - не слушая, продолжал Щетинин. - Я думаю, что вы могли бы как-нибудь подействовать увещаниями, что ли...

- То есть как-с?

- То есть на мужа этой женщины.

- Да; увещаниями... Что ж? Ничего-с. Извольте. Это можно.