Трудное время - Страница 32

К оглавлению

- Эх, вы, гусары, - весело покрикивает ямщик, постегивая их по резвым ногам.

Жарко становится. В поле тишь; на небе неподвижно стоят белые облака с висящими в воздухе ястребами.

Посредник перестает петь - одолела его дремота; у Рязанова тоже начинают слипаться глаза...

- Ты что же не кланяешься? А?

Рязанов открывает глаза: деревня, у тарантаса стоит мужик, посредник его спрашивает:

- Отвалятся у тебя руки - шапку снять? А?

Мужик молчит.

- Мне твой поклон не нужен, - толкует ему посредник. - Вас, дураков, вежливости учат, для вашей же пользы, понимаешь?

- Понимаем, - глядя в поле, отвечает мужик.

- А вот, чтобы ты вперед помнил и со всеми был вежлив, я тебя велю на сутки в анбар. Друзья, - обращается посредник к стоящим поодаль мужикам, отведите этого невежу к старосте и скажите, что, мол, посредник велел его на сутки в холодную запереть.

Два мужика подходят, берут невежу под руки и ведут, не оглядываясь, тихо ведут, держа свои шапки под мышками. Невежа растопырил локти и переваливается из стороны в сторону; ноги у него короткие, босые.

- Трогай, - говорит ямщику посредник.

- Но! Милые, - задумчиво вскрикивает ямщик.

Едут молча.

- Все еще из них эту грубость никак не выбьешь, - смеясь обращается посредник к Рязанову.

- Да, - отвечает Рязанов.

Съехали под гору. За речкой другая деревня видна. Попадаются мужики из поля, конные и пешие с косами на плечах.

- Здорово, ребятушки! Обедать, что ли? - спрашивает их посредник.

- Обедать, кормилец.

- Хлеб да соль, - вслед им кричит посредник.

Въехали в деревню. По самой средине улицы лежит что-то большое, покрытое холстиною.

- Стой! Что это? Ямщик, открой!

Лежит мужичье тело, в стоптанных лаптях, брюхо у него раздуло, глаза выпучены; в головах чашечка стоит, в чашечке медные деньги.

- Эй, баба, что это за тело?

- Прохожий, родимый, прохожий. Вот уж пяты сутки помер, - подходя к тарантасу, отвечает баба. - Бог его знает, с чего это он так-то. Пришел с товарищем, начал разуваться, закатился, закатился...

- Где ж товарищ?

- В избе сидит, воет.

- Сотник донес становому?

- Донес.

- Что ж он?

- А бог его знает, что он.

- Пахнет покойник-то?

- И-и, бяда! Ишь раздуло как.

- Ну, царство небесное, - вздохнув, говорит посредник и бросает в чашку двугривенный.

- Трогай!

Опять полевая дорога, жар и пыль, вьющаяся из-под лошадей; чахлый кустарник вдоль оврага; мужики, вереницею далеко стоящие в траве и дружно машущие косами; жидкий осиновый лесок, с кочками, комарами и небольшими лужицами зеленоватой воды между кочек. Сейчас же за осинником начинается село, разбросанное по косогору; за речкой стоит старый помещичий дом, с серыми стенами, зелеными ставнями и развалившеюся деревянною оградою; немного дальше, в лощине, другой, маленький, новенький, с молодым стриженым садом и с купальнею на пруду. Дальше еще барская усадьба - длинный, неуклюжий дом, с галереями, колоннами, выбитыми окнами и провалившеюся крышею; на косогоре виднеется еще дом, с соломенною крышею, но все-таки барский: ходят по двору тощие борзые собаки, клокочут индейки, попадаются и дворовые люди, с длинными примазанными висками, в казакинах.

- Помещиков, помещиков-то здесь... - как будто всматриваясь во что-то, говорит посредник.

- Много?

- Как собак.

- И хорошие помещики? - немного помолчав, спрашивает Рязанов.

- Куды к черту хорошие! Всё голь одна. Разорено! Гроша ни у кого за душой нет.

- Значит, все погибло, кроме чести.

- Нет: тут все, тут уж и честь погибла. Да и какая там честь, когда нечего есть. Поверите ли, - вдруг оборачиваясь к Рязанову, говорит посредник, - обидно! за своего брата, дворянина, обидно.

- Я думаю.

- Нет, ведь что они только делали, если порассказать; да и до сих пор что делают с этими несчастными крестьянами. Вы себе представить не можете, что это за народ. Где только можно прижать мужика, уж он прижмет, своего не упустит.

- Ну, а мужики-то свое упускают?

- Разумеется, если правду сказать, и мужик себя в обиду не даст: не тем, так другим, а уж

доедет и он помещика.

- Стало быть, здесь происходит взаимное доезжание. Ну, а вы-то что же тут?

- Как что? Да ведь роль мирового посредника состоит...

- В чем-с?

- Ну, в разбирательстве там разных недоразумений.

- Из-за чего же возникают эти недоразумения?

- Да ведь вот вы видели: из-за разных там потрав и так далее.

- Одним словом, из-за имущества. Так ведь?

- Да, так.

- То есть одному желательно приобресть то, что другой вовсе не желает отдавать. Из-за этого?

- Ну, да.

- Так в чем же тут может быть недоразумение? В том, что ли, что в душе-то я и желал бы отдать вам эту вещь, но мне кажется, что я не желаю? Так, что ли?

- То есть как?

- Да вот я, например, возьму эту подушку и думаю себе: не отдам я ему; лучше я сам на ней буду спать. А тут приходит такой прозорливец и говорит мне: это - недоразумение. Ты хотя и думаешь, что тебе не хочется отдать Семен Семенычу эту подушку, но тебе это только так кажется, а в душе ты сам этого желаешь и даже после будешь благодарить меня за то, что я велел тебе отдать эту вещь Семен Семенычу. Так-с?

- Разумеется, оно... Видите ли... Да я вот вам случай расскажу. Есть тут у меня в участке имение, в котором я должен сделать разверстание угодий; вот я и хочу приступить, а земля-то, оказывается, принадлежит крестьянам с незапамятных времен. Деды еще их купили на свои кровные деньги; но так как они сами тогда были помещичьи и не имели права владеть землею, то и купили на имя помещика. Тот помещик давно умер, а нынешний владелец ничего знать не хочет.