Трудное время - Страница 33

К оглавлению

- Ну, и что же-с?

- Да то-с, что отнимут ее у крестьян, то есть не отнимут, а заставят ее выкупать.

- В другой раз?

- Да; в другой раз. Что ж прикажете?

- А вы-то что же?

- Да я тут ничего сделать не могу.

- А губернское присутствие?

- И оно тоже ничего не может, потому что в подобных случаях принимаются в расчет только одни письменные документы. Нет, мое-то положение представьте себе! Я говорю крестьянам: владелец желает отдать вам вот такой-то участок, а они мне отвечают: да ведь это вся земля-то наша.

- И вы уверены, что она действительно им принадлежит?

- Да как же! Совершенно уверен.

- А все-таки говорите, что владелец дает вам такой-то участок?

- А все-таки говорю. Что ж делать-то?

- Да. Это действительно недоразумение. И все в таком роде?

- Что?

- А недоразумения-то?

- Да почти что.

- Мм... Деятельность почтенная.

В это время тарантас поравнялся с помещичьей усадьбой: новенький домик, крытый соломою под щетку, вокруг с десяток молодых лип; тут же неподалеку новая изба, сарай и амбар. На дворе стоит сам владелец, седой, в архалуке, без шапки, кланяется.

- Мое почтение! - крикнул ему посредник и сделал ручкою. - Вот анафема-то, - прибавляет он, обернувшись к Рязанову. - То есть такая треклятая бестия, я Вам скажу, что вы и в Петербурге ни за какие деньги не сыщете. Замечательная бестия! Он какие штуки делает, например: снял он полдесятины земли у кого-то подле самой дороги, посеял там овса, что ли, и караульщика посадил караулить. Как только скотина пойдет мимо, уж непременно какая-нибудь заденет или щипнет, - караульщик сейчас ее цап. Потрава! Ну, и берет штраф. Вот ведь шельма какая! А начнешь ему говорить, - помилуйте, говорит, что ж, ведь я человек небогатый; меня всякий может обидеть. Я этим только и кормлюсь. Ну, что вы тут сделаете с таким человеком? Остается плюнуть.

За усадьбою пошли крестьянские зады, с гумнами и конопляниками; кузница, мельница на пригорке.

- А вот сейчас будет дом тоже одного любопытного субъекта, - объяснял посредник. - Представьте, он что сделал: когда получен был манифест об освобождении 4, и он, разумеется, получил, прочел, потом сейчас же запер в стол и говорит своим людям: "Если кто-нибудь из вас да посмеет только пикнуть об этой воле, - запорю".

Вправо показался помещичий дом, стоящий задом к лесу, выкрашенный дикою краскою с белыми разводами. Собаки выскочили со двора и бросились под лошадей.

- Знаете что? - заедемте обедать к одному господину. Мне же кстати нужно к нему, для соглашения с крестьянами.

Рязанов согласился; посредник велел ямщику завернуть на двор. На крыльцо вышла баба, с лоханкою, выливать помои.

- Дома барин? - спросил ее посредник.

- Дома, - сказала баба, выплеснув помои.

- Ну, тоже и этот гусь хорош, - сказал Рязанову на ухо посредник, вылезая из тарантаса. - Наш брат, военный.

В передней никого не было, только охотничий рог да волчья шкура висели на стене. В зале, среди комнаты, стоял сам хозяин, еще молодой человек, с подвязанной щекой, и жаловался на зубную боль.

- Ничего говорить не могу, - сказал он, придерживая щеку. - Садитесь, пожалуйста.

Посредник спросил его о деле и намекнул насчет обеда.

- А я вот ничего есть не могу третьи сутки - зуб смерть болит. Впрочем, я сейчас велю.

Подали водки и огурцов.

- Вы бы выдернули, - посоветовал посредник.

- Ммм... - застонал хозяин и замахал рукой. - Боюсь.

Посредник вздохнул и выпил водки; Рязанов тоже выпил. Помолчали. Хозяин ходил по комнате и плевал в угол. Через час принесли битки и яиц всмятку. Поели.

- Нельзя ли кликнуть мужиков? - спросил посредник.

Кликнули мужиков, посредник вышел к ним на крыльцо и начал соглашать их с помещиком. Мужиков было немного, всего человек пять; однако они не соглашались. Посредник несколько раз входил в комнату, весь красный и в поту, выпивал наскоро рюмку водки и, закусывая черным хлебом, вполголоса говорил хозяину:

- Ничего не поделаешь. Главное, этот, анафема, кузнец. Да вы прикажите его удалить!

- Ах, да вы не слушайте их, делайте, что нужно, - отвечал хозяин, сходив предварительно в угол.

Посредник задумался, пожал плечами и опять отправился на крыльцо, но через несколько минут вернулся, говоря, что мужики еще требуют лугов. Хозяин выслушал, не говоря ни слова, потом вышел на крыльцо, сделал из своих пальцев какой-то знак и молча показал его мужикам. Мужики посмотрели и тоже ничего не сказали.

- Ну, что, православные, видели луга? - спросил их посредник, когда хозяин вернулся в комнаты.

- Видели, - отвечали мужики.

- Вот то-то и есть.

Хозяин ходил по зале, придерживая щеку и покачивая головой из стороны в сторону. Вдруг он повернулся, опять вышел к мужикам и, сдвинув со рта повязку, сказал кузнецу в самую бороду:

- Вот только что у меня зубы, а то бы я тебе показал. Моли бога, что зубы болят.

Кузнец попятился.

Соглашение продолжалось до заката солнца, и все-таки ничего из этого не вышло. Наконец посредник махнул рукой и велел подавать лошадей.

Поехали. Стало смеркаться.

- Куда ж теперь ночевать? - спросил у ямщика посредник.

- Да в волостную, к Петру Никитичу. Больше некуда.

- Ступай к Петру Никитичу.

- Там спокой, - заметил ямщик.

- Что-о?

- Спокой, мол.

- Черта там спокой, - недовольным голосом сказал посредник. Он был расстроен; но, приехав в волостную, несколько успокоился действительно.

Писарь, отставной солдат, собрался было спать. Зажгли свечку, послали за старшиной.

- Поглядите, - говорит посредник Рязанову. - Сейчас придет Петр Никитич. Вот, батюшка, голова-то- министр! Что, нерешенные дела есть какие-нибудь? - спросил он у писаря, уже стоявшего навытяжке у двери.